Современный русский язык: динамика и функционирование

ТЕМА ЛЮБВИ В РОМАНЕ Л. УЛИЦКОЙ «ИСКРЕННЕ ВАШ ШУРИК»

В романе Л. Улицкой «Искренне Ваш Шурик» представлено несколько типов отношений, которые так или иначе связаны с темой любви: «любовь-страсть», «любовь-жертва», «любовь-дружба», «любовь-расчет».
1. Духовная доминанта в отношениях (любовь-жертва, любовь-страсть).
Тип отношений «любовь-жертва» был характерен для семьи Шурика. Вера Корн в молодости поставила свою жизнь в зависимость от подобного рода отношений с Александром Сигизмундовичем Левандовским. Она жертвовала собой и получала от этого удовольствие. Это была ее излюбленная роль в «спектакле жизни» (сначала она выбрала для себя амплуа «инженю драматик», была преобразившейся Золушкой, а затем стала «тайной любовницей»). «Верочка замирала от восторга: как он благороден! И свою собственную жизнь ей хотелось немедленно принести ему в жертву» [Улицкая 2005: 10].
Шурик подсознательно усвоил такой тип отношений (он с детства помнил рассказы бабушки о том, что мама пожертвовала своей театральной карьерой ради него). «В его отношении к матери, кроме любви, беспокойства о ней и привязанности, была еще и библейская покорность родителям, легкая и ненатужная. Вера не требовала никакой жертвы – она подразумевалась сама собой <…>»[Улицкая 2005: 147]. Он жертвовал собой ради интересов других людей (даже неродных), доходя в своей жертвенности до абсурда. Таким же ведомым он был и в любовных отношениях.
Основой отношений в семье Шурика по мнению Веры Корн была «платоническая» любовь. «Идеалистка и артистка в душе, она с юности много размышляла о разновидностях любви и держалась того мнения, что высшая из всех – платоническая, ошибочно относя к любви платонической всякую, которая происходила не под простынями. Доверчивый Шурик, которому эта концепция была предъявлена в самом юном возрасте, во всем следовал за разумными взрослыми – бабушкой и мамой. Как-то само собой разумелось, что в их редкостной семье, где все любят друг друга возвышенно и самоотверженно, как раз и процветает «платоническая»» [Улицкая 2005: 120].
Истинное, глубокое чувство Шурик испытывал к Лиле Ласкиной. «<…> Шурик влюбился в нее так крепко, что это новое чувство затмило все прежние его многочисленные влюбленности» [Улицкая 2005: 36]. «Любовь-страсть» реализовалась в жизни Шурика не в полной мере. Физическая и духовная любовь в его жизни не пересеклись изначально: «<…> как оказалось, из тела можно извлекать такое наслаждение, что никакой спорт в сравнение не шел. <…> Конечно, это Матильда Павловна запустила в действие этот замечательный механизм, но он предчувствовал, что теперь это никогда не кончится, что ничего лучше в жизни не бывает <…>.<…> он морщился, потому что понедельник был только вчера и до следующего надо было ждать пять дней… Зато до встречи с Лилей оставалось всего четыре. Эмоции эти никак не пересекались» [Улицкая 2005: 42]. Этот факт повлиял на всю его юношескую пору.
Поскольку из-за отъезда Лили они не смогли остаться вместе и развить свои отношения, возможно, создать семью, их жизнь сложилась так, что ни один из них в своей жизни не испытал больше такого родства душ, больше не любил так сильно. Первым этот факт осознал Шурик: «И тут Шурик понял, что он потерял гораздо больше, чем университет, он потерял эту Лилю, потерял все…»[Улицкая 2005: 54]. Позднее Шурик в полной мере осознает, какую трагическую роль сыграла эта потеря в его жизни: «Два события совершенно изменили мою жизнь – <…> смерть бабушки и твой отъезд. После того как я получил твое письмо, я понял, что какую-то стрелку, как на железной дороге, перевели, и мой поезд поменял направление. <…> Была бы ты здесь, мы бы поженились, и я бы всю жизнь жил так, как ты считаешь правильным. <…> Но не получилось ни так ни так, и я чувствую себя поездом, который прицепили к чужому паровозу и он летит со страшной скоростью, но не знает сам, куда» [Улицкая 2005: 171].
Лиля, находясь в эмиграции, прекрасно осознавала, что ей приходится строить свою жизнь заново. «Ей самой приходилось принимать решения самостоятельно и чуть ли не ежедневно: острейшее чувство строительства жизни вынуждало к этому» [Улицкая 2005: 171]. И, принимая решения, Лиля чаще всего руководствовалась «разумом», а не «сердцем»: оставила свое увлечение филологией, строила личные отношения с Арье, хоть и понимала, что не любит его так, как Шурика. «Только Шурик был родным, а Арье – не был. Но кто сказал, что в мужья надо выбирать именно родных…» [Улицкая 2005: 173]. Потребность в душевном общении Лиля компенсировала письмами к Шурику, которые она писала, но потом перестала отсылать. Прагматизм в принятии решений полностью изменил мировосприятие Лили. Она научилась жить, игнорируя чувства, и любовь престала для нее быть критерием для принятия решений. После многолетней разлуки Шурик и Лиля встретились. Каков же результат этой встречи? Лиля сделала в своей записной книжке запись на русском языке: «Мысль заехать в Москву была гениальная! Город – чудо! Совсем родной. Шурик – трогательный, сил нет, и любит меня до сих пор, что уж совсем удивительно. Наверное, меня так никто не любил, может, и не полюбит. Ужасно нежный и совершенно асексуальный. Какой-то старомодный. <…> Интересно, есть ли у Шурика какая-то личная жизнь. Не похоже. С трудом могу себе представить. Но вообще-то в нем есть что-то особенное – он как будто немного святой. Но полный мудак. Господи, как же я была в него влюблена! Чуть не осталась из-за него. Какое счастье, что я тогда уехала. А ведь могла бы выйти за него замуж! Бедный Шурик» [Улицкая 2005: 446].
Для Шурика итог встречи был, возможно, более значимым, чем для Лили: он попрощался со своей юношеской зависимостью от других людей, т.е. он осознал, что повзрослел и перешел в новую пору своей жизни: «Ощущение новизны жизни не проходило. Он приехал домой. Веруся сидела за пианино и разучивала этюд Шопена. <…>
– Так трудно идет, – пожаловалась Вера.
– Получится. У тебя все получается, – ответил Шурик, выходя из комнаты, и Вере Александровне почудился неприятный оттенок снисходительности – как будто с ребенком разговаривает.
Шурик пошел в ванную, встал под душ. Его достал оттуда телефонный звонок» [Улицкая 2005: 440]. Звонила Светлана и просила, чтобы он немедленно приехал к ней. И Шурик впервые не подчинился чужой воле, он отказался. «Как это ответственно – быть смыслом и центром чужой жизни. Он считал, что она зависит от него. Сегодня он понял, что он сам зависит от нее. В той же самой степени» [Улицкая 2005: 440]. Шурик, пожалуй, понял, что он сам виноват в том, что в своей жизни ничего не выбирает, а живет под влиянием чужой воли и обстоятельств (как в эмоциональной, так и в рациональной сферах). Закончился период подсознательной духовной зависимости от чувств к Лиле. Он завершил цикл жертвенных отношений, когда он является ведомым и освободился от зависимого положения. «Шурик шел к автобусной остановке по дорожке, обсаженной тонкими желтеющими деревьями, и улыбался. Лилька уехала и, скорее всего, больше никогда не приедет. Но ему было хорошо, как в детстве. Он чувствовал себя счастливым и свободным» [Улицкая 2005: 445].
2. Физическая доминанта (любовь-дружба). Тип отношений «любовь-дружба» существовал между Шуриком и Матильдой Павловной и, отчасти, между Шуриком и Валерией. Матильда Павловна первой определила основу их взаимоотношений и называла его «дружочек»: «<…> ничего одному от другого не нужно, кроме одного плотского прикосновения. Это самые чистые отношения: никакой корысти ни у меня к нему, ни у него ко мне, одна только радость тела, – подумала Матильда, и радость обрушилась полно и сильно» [Улицкая 2005: 145]. С Валерией Шурик «сдружился» после случившегося с ней несчастья.
3. Личный интерес (любовь-расчет, «прагматическая любовь», любовь-зависимость). Безвольный Шурик часто становится объектом внимания женщин, имеющих на него какие-либо планы: Аля Тогусова и психически больная «охотница» Светлана имели матримониальные намерения («Шурик ей, конечно же нравился, очень нравился, может быть, она была в него даже влюблена, но все эти романтические эмоции и в сравнение не шли с тем высоким напряжением, которое рождалось из суммы решаемых задач: высшее образование в сочетании с Шуриком и принадлежавшей ему по праву столицей. Аля чувствовала себя и зверем, выслеживающим свою добычу, и охотником, встретившим редкую дичь, какая попадается раз в жизни, если повезет…»[Улицкая 2005: 108]), Лена Стовба, Соня, Алла ждут от Шурика утешения и помощи в своей неудавшейся женской судьбе. В описании их взаимоотношений нет психологизма. Все повествование довольно натуралистично. Шурику очень жалко всех женщин, поэтому он «утешает» и «лечит» их как может. Подобное «половое сострадание» ломает ему всю жизнь. «В душе у Шурика незаживающий комплекс вины перед всеми. <…> И, желая подавить его, он все охотнее и активнее сострадает и жалеет» [Елистратов 2004: 214]. В произведении Л. Улицкой много интимных сцен. Но разве это роман о любви?.. Отчасти, поскольку любовь бывает разной… В некоторой степени можно согласиться с мнением В. Елистратова, что Л. Улицкая написала произведение «о драме российского сиротства-безотцовщины. <…>О том, что хотя мужики и «делают это» и говорят «про это», но «это» – совсем не то и не так… Нету здесь любви, Истинного Эроса. <…> В общем, роман Л. Улицкой о том, о чем все другие романы Л. Улицкой. О тяжелой женской доле в контексте мужской. О вечном томлении фатально одинокого гендера в темнице повседневности» [Елистратов 2004: 215].
Шурик вербально выразил свою жизненную позицию только один раз, во время разговора с матерью о физических взаимоотношениях мужчины и женщины. Вера считала, что это «высшее таинство любви» [Улицкая 2005: 379].
«– Это ужасный цинизм, Шурик. Ужасный цинизм, – Вера смотрела поверх Шурика, поверх грубого материального мира, и лицо у нее было такое одухотворенное, такое красивое, что у Шурика просто дух перехватило: как это он мог ее так оскорбить своими дурацкими словами? <…>
– Плотские отношения имеют свое оправдание в духовных, а иначе человек ничем не отличается от животного. Неужели ты этого не понимаешь, Шурик? <…>
– Понимаю, понимаю, мамочка, – заторопился Шурик. – Но и ты пойми, что духовные отношения, любовь и все такое – это же редкость. Это не для всех. А обыкновенные люди, у них все практическое… Это не цинизм, а простая жизнь. <…>
– Ты еще все поймешь. Встретишь настоящую любовь, и тогда поймешь…
Конфликт был исчерпан. У Веры осталась легкая тень разочарования в Шурике, но, с другой стороны, его слабости рождали снисхождение к нему и его бедному поколению, лишенному высоких понятий» [Улицкая 2005: 380].
Вера не осознает, что она в некоторой степени виновата в том, что происходит с ее сыном. «Шурик проживает не свою жизнь, а ту, которую ему предложила (из самых лучших побуждений, конечно же) семья, состоящая из мамы и бабушки. Это именно они внушили мальчику довольно правильную саму по себе мысль – он должен быть хорошим. Быть хорошим – любить маму и бабушку высокой платонической любовью, не совершать плохих поступков, которые их могут огорчить. <…> Шурик и старается быть человеком без недостатков. Автор постоянно акцентирует внимание читателя на старательных попытках героя быть хорошим. "А Шурик действительно чувствовал себя настоящим другом и хорошим мальчиком. Ему всегда нравилось быть хорошим мальчиком". Вот в этом и заключается авторская ирония. Шурику нравилось выглядеть хорошим, создавать впечатление своей положительности. Нравилось до такой степени, что и сам он начинает верить, что он непогрешим. Но быть хорошим для всех не удается. И приходится выбирать между матерью и женщиной. А выбрать - значит, кого-то обидеть, привычка "быть хорошим" не позволяет сделать самостоятельный шаг в сторону, принять решение, которое может не понравиться домашним. Поэтому Шурик тщательно скрывает от них свою связь с взрослыми опытными женщинами, к которым, впрочем, у него нет никаких чувств, кроме собственно сексуального влечения. Шурик врет, не краснея, чтобы и дальше оставаться хорошим мальчиком, при этом автор с иронией сообщает, что "редко встречаются люди, которые бы так ненавидели вранье, как Шурик". Именно поэтому героя постоянно преследует чувство вины» [Ермошина 2004: 209]. Ему приходится обманывать, потому что он психологически не может гармонично сочетать духовные и физические отношения. «<…>Шурику было очевидно до ужаса, как предал он «высшую» любовь ради «низшей». В отличие от большинства людей, особенно молодых мужчин, попавших в сходное положение, он даже не пытался выстроить хоть какую-то психологическую самооборону <…>. Но он, напротив, подтасовывал свои карты против себя, чтобы вина его была убедительной и несомненной» [Улицкая 2005: 121].
Шурик не испытывал к женщинам сексуального влечения в чистом виде (за исключением, может быть Матильды), оно почти всегда было связано с чувством жалости. Автор постоянно подчеркивает этот факт. «Он давно уже догадывался, что это и есть главное чувство мужчины к женщине – жалость» [Улицкая 2005: 160]. Женщины, с которыми общается Шурик, «находят понимание и физиологическое удовлетворение. А большего им и не надо, за исключением, может быть, Али Тогусовой <…>. Постоянно расстегивая штаны, бедный Шурик не чувствует себя виноватым перед теми женщинами, с которыми его связывает чистая физиология. Душа его безмятежна и спокойна - он хороший мальчик, он дает своим женщинам самое простое и доступное счастье, не замутненное душевными переживаниями и иными сложностями. Речь идет не о любви, а о взаимовыгодном использовании друг друга. Не стоит проблема мучительного выбора, все происходит само собой - не отказывать же женщине в ее безмолвной просьбе» [Ермошина 2004: 210].
Нельзя сказать, что Шурик – безответственный человек. В бытовой сфере по отношению к матери и бабушке он, наоборот, гиперответственен. Да и женщины, чтобы добиться своей цели, часто используют это его качество. И Шурик никому не отказывает, всем помогает, независимо от того, соответствуют ли их просьбы его личным интересам. Нельзя также сказать, что Шурик живет вне моральных категорий. Может быть, он и испытывает какие-либо душевные страдания (помимо чувства вины), но автор не дает читателю возможности заглянуть во внутренний мир художественных персонажей. Может быть, именно поэтому читатели видят в произведении, задуманном, по-видимому, как роман о «высокой платонической любви», «физическую», бездуховную любовь. Отсутствие рефлексии у персонажей и описания их духовного мира обедняют произведение, не позволяя тем самым теме «высокой» любви реализоваться в полной мере.

Литература
1. Улицкая Л. Искренне Ваш Шурик: Роман. – М.: Изд-во Эксмо, 2005.
2. Елистратов В. Про Шурика, который «делал это» // Знамя, 2004. –№ 8. –С. 212-215.
3. Ермошина Г. Биологический эксперимент // Дружба народов, 2004. – № 4 – С. 209-212.
4. Куклин Л. Литературная критика. Казус Улицкой // Нева, 2003. – № 7. – С. 177-183.